«У меня, у киоскера, наболело»

Из предисловия к аннотированному каталогу «Литературные памятники. 1948—1998»:

При ориентации «Литературных памятников» на широкую читательскую среду недопустимо вульгарно-потребительское, торгашеское отношение к книге.

Массированную атаку на научный характер «Литературных памятников» провела в 1988 г. через «Книжное обозрение» киоскер харьковской «Академкниги» Н. Дукина в статье «У меня, киоскера, наболело». Она жаловалась на «непомерно высокие» тиражи, но главным образом ее недовольство вызвало соотношение текста и аппарата, с большой диспропорцией в пользу последнего. «...Во многих случаях, — пишет киоскер, — комментирование- интерпретирование превратилось в своего рода кормушку для околонаучных и окололитературных лиц...»; «частые и постоянные сноски... раздражают».

Особое недовольство автора статьи вызвали: «Письма из Сибири» М.С. Лунина (особенно ввиду публикации оригинальных французских текстов наряду с переводами), «Письма» Суворова, Плиния Младшего («продать... одно мучение»); «Письма русского путешественника» Н.М. Карамзина; «История франков» Григория Турского («далекая и чужая история»); «Сады» Ж. Делиля.

О «Хожении за три моря» Афанасия Никитина она пишет: «...читаемых страниц 15-20 при общем объеме около 100 страниц». В «Обломове» Гончарова «50% — варианты, дополнения, комментарии и толкования. Кстати, «Обломов» в школе уже не изучается». Но книги серии «Литературные памятники» и не рассчитывались на обязательные школьные программы.

Требования установить для научной книги процентную «норму» комментариев и аппарата (10, 20, 30%) «спускались» нередко и с более высоких инстанций. Первоначально в «Положении о серии» редколлегией было принято, что объем научного аппарата не должен превышать 15% общего объема издания. Практика показала, что для серии подобное ограничение неприемлемо. Объем аппарата, в том числе и комментария, диктуется теперь соображениями разумной необходимости и целесообразности. Научные издания классиков мировой литературы — принадлежность фундаментальной науки, рентабельность которой не может пониматься на уровне киоскера; они безусловно рентабельны, но — в конечном счете и в высшем смысле. Тираж первых книг серии «Литературные памятники» не превышал 3-10 тысяч экземпляров. Позднее тиражи выросли в 10-20 раз, стали массовыми, что не исключало в отдельных случаях и дефицита.

Ниже мы приводим выдержки из упомянутой статьи Н. Дукиной (весьма, кстати, пространной — она публиковалось в «Книжном обозрении» с продолжениями на протяжении четырех номеров), прямо или косвенно относящиеся к «Литературным памятникам».

НАТАЛЬЯ ДУКИНА
«У меня, у киоскера, наболело»
Книжное обозрение, 1988, №19-22

1. КТО ЕСТЬ КТО. Я на пенсии. Позади физико-математический факультет ХГУ, работа радиоинженером и преподавателем радиодисциплин в техникуме. Ныне — младший продавец Харьковской конторы «Академкнига». Работаю в киоске, расположенном в крупном НИИ. Люди здесь эрудированные, мыслящие современно и многопланово, с разнообразными запросами и интересами.

То, что написано ниже, является итогом как собственных размышлений, так и многочисленных контактов с моими постоянными покупателями, анализа их мнений, реплик, оценок, даваемых книгам издательства «Наука». Для выполнения плана часто приходится выходить с книгами на улицу, к метро, в другие институты, что расширяет круг покупателей и их мнений.

2. КАКОЙ ДОЛЖНА БЫТЬ КНИГА? Странный вопрос. Простейший ответ: любая книга как минимум должна быть полезной и (или...) интересной. Желательно также, чтобы она была прочной, удобной в обращении и красиво оформленной. Еще есть цена. Оптимальное, т.е. суммарное соотношение этих составляющих редко.

[...]

Хороши книжечки библиотечки «Квант»: в них удачно сочетаются научность и доступность изложения информации. Их охотно покупают как школьники, так и их родители, студенты, преподаватели, научные работники, невзирая на год выпуска. Но наряду с подобными книгами есть масса узкоспециальных монографий, многочисленные биографии заслуженных деятелей науки, давние избранные труды, проблемные тематические сборники. Многие из этих книг пылятся на складах и полках по 10-20 лет и практически никогда уже не будут проданы, не принесут людям пользу и удовольствие.

[...]

3. СОДЕРЖАНИЕ. Не приходится доказывать, что оно — главное в любой книге, тем более в научной. К сожалению, когда речь идет о многих книгах издательства «Наука», сюда часто прикладываются определения типа «чистая наука», «высокая наука», «вещь в себе», «наукообразность» и т.п. При торговле на улице порой слышишь еще более резкие выражения: «макулатура, труха, полОва, мертвый капитал...» Свое мнение человек подтверждает отказом от покупки.
Многие книги не адресованы определенному покупателю, а изданы как бы вообще — на радость автору и рецензентам, для галочки в плане, для равномерной работы отделов...

[...]

4. ФОРМА.

Редко встречаются в книгах иллюстрации хорошего качества. Серые, смазанные, нечеткие — гораздо чаще. Особенно желательны яркие, броские, крупные иллюстрации в книгах «Рассказы о странах Востока», в научно-популярных книгах типа «Коралл», «Рассказы о драгоценных камнях» и т.п. В ежегоднике «Япония-86» две страницы цветных иллюстраций и 14 черно-белых. Сделали бы так японцы?

[...]

Книга «Письма Плиния Младшего», продавать которую одно мучение, также начисто лишена иллюстраций. Снабженная же рисунками времен Древнего Рима, она была бы более привлекательной. Недавно вышедшая книга «Русская художественная культура второй половины XIX в.», где речь идет о художниках (Ге! Брюллов! Крамской! и др.), имеет всего лишь одну иллюстрацию — на суперобложке. Одна из частых бед оформления — плохое качество бумаги или применение в одной и той же книге бумаги разного сорта, начиная от копеечного «Кванта» и кончая девятирублевыми «Письмами» Суворова.

6. О КНИГАХ РАЗЛИЧНЫХ СЕРИЙ. [...]

Широко известны книги серии «Литературные памятники». Те, кто собирает их давно, говорят, что раньше они были лучше, интереснее, разнообразнее по содержанию. Не берусь судить, я продаю их всего полтора года. Ох... «Письма Плиния Младшего», «Парижские письма» Анненкова, «Письма» Лунина, «Письма» Суворова, «Письма русского путешественника» Карамзина, «Письма Пушкина к жене». Ох, ох... Только последняя книга быстро расходится, несмотря на мягкую обложку, да Карамзина покупают потихоньку благодаря имени и интересу к истории. «Письма» Суворова покупают обычно в феврале, на подарки для мужчин. «Мне не дорог твой подарок, дорога твоя любовь...». А любовь, между прочим, за 9 р. 30 к.

Тиражи каждой из этих книг 50-100 тысяч, стоимость 5-10 рублей... Недавно на улице у меня требовали книгу жалоб, возмущаясь стоимостью «Писем» Суворова...
Вот «Письма» Лунина. Личность декабриста Лунина заслуживает, безусловно, уважения, интереса и восхищения читателей наших дней. Но рассказ о его жизни в серии «ЖЗЛ» принес бы гораздо больше пользы и удовольствия любым читателям, от школьника до пенсионера. Мы же предлагаем: письма Лунина по-русски, они же по-французски, они же в вариантах плюс обширные комментарии. В итоге: большой объем, большой тираж, стоимость 5 р. 80 к.

Судьба многих «Писем» печальна: расходятся плохо, в основном лежат. Лежат у купивших их. Лежат в магазинах — у нас, в Харькове, в Куйбышеве, в Свердловске, Киеве, Фрунзе и др., как видно из объявлений и продаже книг в «КО». Как трудно продавать эти книги!.. Куда я их только не носила: и на улицу, и на рынок, и к метро, и в пединститут, и в мединститут, и к кинотеатру — радости мало, как покупателям, так и мне. Долго и мучительно продавала «Хожение за три моря» Афанасия Никитина. Только избавишься, вздохнешь с облегчением: «Слава богу, ушел за три моря!» — глядь, опять допечатка, опять надо тащиться на улицу. А обложка-то мягкая, а цена-то 2 р. 20 к., а читаемых страниц-то 15-20 при общем объеме около 100 страниц...

Естественно, что издательскому сердцу «Науки» любезны странствия и воспоминания. Никто ничего плохого не скажет о книге «Воспоминания» М.В. Добужинского, хотя книга и достаточно специальна. Интересное время, интересная личность автора, хорошее оформление, много иллюстраций (половина из них даже цветные...). Тираж — 50 тыс., а можно было бы и больше, книга быстро разошлась. Но, с базы шлют и шлют «Странствия Франца Штернбальда» Л. Тика да «Сады» Ж. Делиля...

О, редакторы и издатели «Науки»! Положа руку на сердце, скажите, много ли у вас, на полках ваших личных библиотек, стоит «Писем», «Воспоминаний» и «Странствий», купленных вами и прочтенных не иначе, как по долгу службы? Я сама, старый книгочей и книголюб, покупающая книги себе, дочке и несуществующим пока внукам, за полтора года купила лишь две-три такие книги. Не скажу, что они вовсе не интересны. Нет. Но я была бы им рада в больнице или на необитаемом острове, при отсутствии других книг. Или, если бы я была японцем, то, согласно Цветову, покупала бы свои любимые «кирпичи» из чувства сыновней, то бишь дочерней признательности к фирме, которая меня кормит. Но я украинка, кормит меня больше пенсия, чем зарплата, а покупать эти книги из-за признательности не позволяют мне ни состояние кошелька, ни дефицит времени для их чтения, ни малогабаритная квартира.

Книги серии «Памятники исторической мысли» выходят реже, в меньших количествах, они более разнообразны, вызывают интерес у покупателей, и их охотно раскупают. К сожалению, эти памятники, как и положено памятникам, относятся к далекой и чужой истории. А своя, близкая, кровная, кровоточащая, вызывающая жгучий интерес, — за семью печатями. И чужая, но поближе, чем «История франков» Григория Турского, — тоже. Покупать-то ее покупают, но, ей-богу, кпд пользы и удовольствия от «Истории Франции» Мишле с рисунками Дорэ был бы гораздо выше!

Конечно, «История Флоренции» Макиавелли (или Макьявелли, как велено нынче произносить), «Лекции по истории средневековья» Грановского, которых у нас уже давно нет в продаже, — это интересно. И долгожданная «История Европы» когда-то же да начнет выходить, «но все же, все же, все же...». Все же родная история — ближе всего, нужнее всего. И не через 5-10 и более лет, а поскорее: и для старших людей из обворованных, обедненных, обманутых поколений, и для новых, молодых, растущих, для их силы, гордости, крепости духа и сердца!

Разве не интересны, к примеру, фигуры Богдана Хмельницкого, Петра I, Феофана Прокоповича, Георгия Саакадзе, Михаила Ломоносова и др.? Много ли мы о них знаем? А в их жизни и деятельности слились драма и эпос, горячая, действенная любовь к Родине, к своему народу. Но можно ли зайти в магазин и купить какую-либо книгу о Петре I? Художественную или научную? Может, вы запросто купите «Чтения о Петре Великом» С.М. Соловьева? А может, вам повезет, и вы купите «Я, Богдан» П. Загребельного или какой-либо другой роман о Богдане Хмельницком? «Георгия Саакадзе», купленного мною при случае в деревне лет двадцать тому назад, я могу дать вам почитать.

А чем не книга для серии «Литпамятники» разлюбимейший мой «Кола Брюньон» Р. Роллана? Времена там далекие, сложные, поэтому запросто можно подкормить парочку-другую комментаторов-интерпретаторов... А уж о самом образе Брюньона — юмориста, жизнелюба, труженика — и говорить не приходится. Я искренне верую, что если бы в каждом доме был «Кола Брюньон», да еще с рисунками Кибрика, да в переводе Лозинского, то люди в целом стали на какую-то долю лучше. А «Очарованная душа» Р. Роллана? У кого, кроме Л. Толстого, есть еще такое проникновение в женскую душу — гордую, умную, стойкую, мужественную, ироничную, любящую, всепонимающую и всепрощающую? И тут для комментаторов богатое поле деятельности — можно подробно рассказывать о политических и литературных течениях тех времен, разложить по полочкам все группы и группки, с которыми общался Марк и т.п. А уж в «Жан-Кристофе», который, по-моему, гораздо больше подходит на роль литпамятника, чем, скажем, «Огонь» А. Барбюса, можно пасти целое стадо комментаторов, да простится мне такое выражение. Ибо во многих случаях комментирование-интерпретирование превратилось в своего рода кормушку для околонаучных и окололитературных лиц...

Частые и постоянные сноски и примечания не столько облегчают чтение, сколько затрудняют его, раздражают, отвлекают. Как образно сказал один из моих покупателей, книги с избытком сносок и примечаний напоминают ему препарированный труп, а не живое творение... Для глаз и для восприятия неприятно видеть страницы, сплошь утыканные цифрами сносок. Сами же разъяснения обычно находятся не на этой странице, а где-то в конце книги. Справедливости ради надо сказать, что в ряде книг последних выпусков появились примечания там, где им следует быть, — на той же самой странице...

7. О ЦЕНАХ И ТИРАЖАХ. Ох, эти цены! Они знают только одно — ползти вверх. Взглянув на них, публика часто кладет книги обратно или, если и покупает, то морщится, ворчит, бормочет, высказывает мне свое недовольство. А что я могу? Снизить цену? Нет, конечно. Могу только в душе разделить их возмущение, когда «Обломов» Гончарова, изданный в виде литпамятника, стоит 7 р. 10 к., ибо представляет он собой систему «фифти-фифти»: 50% книги — текст, а 50% — варианты, дополнения, комментарии и толкования. Кстати, «Обломов» в школе уже не изучается. Так для кого же выпущен тираж 75 тыс. экземпляров в таком исполнении?

[...]

Вот недавно изданная книга Ж. Делиля «Сады» — очередной литпамятник. Цена — около двух рублей (в зависимости от вида обложки). Тираж — 100 тысяч (!) в мягкой обложке и 100 тысяч — в твердой. Все магазины облкниготорга ею завалены. Наш тоже. У себя в киоске за два месяца я продала 5-6 экз. из 20. Воспеваются сады версальские, парнасские, лицейские и др., где гуляют и беседуют короли и философы. Форма — стихотворная, впервые издано в 1782 году. Автор — чей-то незаконнорожденный сын. Только эта пикантная подробность, выкрикиваемая нашей бедной продавщицей из магазина в метро, слегка оживила продажу «Садов». Я же все не могу решиться на такую «рекламу», да и не поможет она с моими покупателями...

А рядом — переизданные летом прошлого года «Опыты» Монтеня, цену и тираж не знаю, я их и в руках не держала, знаю только наличие жгучего спроса да цену в «буке» — около 50 рублей...