Присоединяйтесь к нам!

А.В. Федоров о «Литературных памятниках»

Выступление А. Федорова на заседании редколлегии серии, обсуждающем проблемы издания «Литературных памятников» (Хождения в страны и века) // Иностранная литература. — 1983. — № 3. — С. 195-196.

Понятие «литературный памятник» глубоко актуально. Еще несколько десятилетий назад ему иной раз придавался пренебрежительный оттенок: «Ах, это только памятники прошлого, это только музейная ценность»: ныне памятники, в том числе литературные, вызывают огромный интерес, работают на современность...

Переводы в серии «Литературные памятники» появляются разные, и их различия, разнохарактерность обусловливаются различиями самих оригиналов. Отсюда же и потребность в новых интерпретациях произведений, уже переводившихся. Так, недавно выпущен новый перевод поэмы Гейне «Атта Тролль». Начиная с середины XIX века его переводили на русский множество раз. И перевод П. Карпа ценен тем, что в нем по-новому остро зазвучали бесчисленные у Гейне намеки на политические и литературные факты эпохи, тонко воссоздано поэтическое своеобразие речи — сплав иронии и романтической печали.

В огромном большинстве переводы, выпущенные в серии, могут быть признаны — и в самом лучшем смысле — переводами для широкого читателя. Это вовсе не означает, что они как-то нарочито «популяризуют» оригинал, упрощают его, облегчают — нет, они лишь делают его понятным, сближают нас с ним. Таковы, к примеру, стихотворные переводы Ю. Корнеева («Песнь о Нибелунгах»), О. Смирницкой («Младшая Эдда»), переводы ряда прозаических памятников скандинавского средневековья под редакцией и с участием М. Стеблин-Каменского (среди них — норвежские полулегендарные хроники — «Круг земной» Снорри Стурлусона), «Поэзия вагантов» в передаче М. Гаспарова. Их оригиналы — творения седой старины, чрезвычайно далекой от нас и требующей убедительного истолкования.

Доступности для читателя многих опубликованных серией переводов западноевропейской классики XVII —XIX веков не мешает н то, что в них соблюдается, а нередко и подчеркивается «дистанция времени», которая отделяет от нас данные произведения. Таковы работы Е. Гунста («История одной гречанки» Антуана Прево, «Совращенный поселянин» Ретифа де ла Бретона), А. Морозова («Симплициссимус» Гриммельсхаузена), А. Шадрина («Гептамерон» Маргариты Наваррской, «Мельмот скиталец» Метъюрина), А. Энгельке («Неволя и величие солдата» А. де Виньи) и ряд других. Возникающая в этих переводах историческая перспектива правдива по отношению к подлинникам, а средства языка, которыми она достигается, используются тактично. Уровень нынешнего читателя столь высок, что, скажем, отдельные старинные слова и обороты не оказываются для него непонятными, не отпугивают его; ведь он читает отечественных классиков, наслаждается ими. К тому же архаические ресурсы языка многофункциональны: они создают не только колорит старинности, но нередко выступают и носителями просторечия, и мощным средством контраста по отношению ко всему нейтральному, обычному.

Наряду с интерпретациями, адресованными широкой аудитории, закономерны и отдельные переводы специального назначения, рассчитанные на более узкий круг. К числу таких принадлежит перевод «Поэзии скальдов», интересно выполненный С. Петровым. Как уже отмечал Владимир Григорьевич, это отнюдь не легкое чтение, но работа мастерская. Переводчик пошел на очень большой риск, я бы даже сказал, что он показал пример «безумства храбрых», воссоздав пусть, может быть, не с арифметической точностью, но с огромной полнотой аллитерации подлинника и сложные переклички между звуками к корнями слов — сугубо формальная особенность, которой должно было отвечать искусство скальда. Перевод здесь дает представление о важной определяющей черте жанра.

Я бы горячо приветствовал предлагаемое академиком Лихачевым издание в «Литературных памятниках» «Пленницы» Пруста в переводе покойного А. Франковского, со статьей о переводческих принципах Франковского. Эго бы означало, что в серии появятся не только памятники литературы в собственном смысле, но и памятники искусства перевода, переводы как литературные памятники.

Перевод «Пленницы», последняя работа Франковского, из которой он мне перед войной читал отрывки, действительно представляется мне литературным памятником. Счастье, что его машинопись чудом сохранилась в блокадном Ленинграде. Франковский был замечательный мастер перевода, а если его иной раз упрекали в тяжеловесности, трудности стиля, то упрек в такой же мере относится к авторам переведенных им оригиналов — будь то Пруст, или Стерн, или Филдинг,— чей стиль он передавал в его подлинности. Не стоит бояться трудностей, если они заложены в самом оригинале. К тому же издание «Пленницы» дало бы возможность сопоставить манеру Франковского с иной переводческой трактовкой Пруста в наши дни у Н. Любимова.

Вообще на лучшие переводы пора уже смотреть и как на памятники литературы. Когда в 60-х годах была переиздана «Божественная комедия» в переводе М. Лозинского, книга эта явилась литературным памятником вдвойне — и как поэма Данте, и как высокое достижение переводческого мастерства.

Немало есть у нас переводов, заслуживающих статуса литературного памятника. Скажем. «Назидательные новеллы» Сервантеса в переводе Б. Кржевского, пьесы испанских драматургов «Золотого века» и Шекспир в переводах М. Лозинского, «Дон Жуан» Байрона в переводе Т. Гнедич. Перечень можно было бы продолжить.

Что вы об этом думаете?