А.А. Андрес о «Литературных памятниках»

Выступление А.А. Андрес на заседании редколлегии серии, обсуждающем проблемы издания «Литературных памятников» (Хождения в страны и века) // Иностранная литература. — 1983. — № 3. — С. 196-197.

Хочу поделиться некоторыми соображениями о том, что такое адекватность в прозаическом переводе, ибо нет в этом вопросе полного единомыслия. Высказывалось, например, суждение, будто для «Литературных памятников» требуется особый тип перевода, в котором главное – всегда прямая речь. И вот научный редактор книги, крупным ученый, был этим очень недоволен. «Это же вам не художественный перевод», – с раздражением сказал он. Помню случай, когда в ленинградской секции переводчиков состоялся прямо-таки третейский суд по поводу перевода письма некоего англичанина, присутствовавшего при казни Пугачева. Перевод, выполненный для сборника Института истории, с большим тактом воспроизводивший стилевую фактуру подлинника, был по-настоящему адекватен оригиналу, но как долго пришлось нам убеждать научных редакторов сборника, что он по сто крат ближе к оригиналу, чем привычный безынтонационный грамотный подстрочник, которого они ожидали от переводчика...

Подобное противопоставление точности перевода его «художественности» – неважно, идет ли речь о документальной прозе или художественном произведении – в наши дни является попросту анахронизмом.

Простите мне сию немудреную шутку, но, право, мы давно перестали быть просто почтовыми лошадьми просвещения. За полтора столетия, прошедшие с того времени, как дана была нам эта и поныне справедливая и лестная пушкинская характеристика, русский перевод проделал огромный путь развития, накопил большой опыт, осмыслил себя теоретически и стал не только средством информации, но и искусством, которое в лучших своих образцах достигло достаточно высокого уровня.

Художественный перевод отнюдь не исключает смысловой точности. Напротив, он передает оригинал более объемно и достоверно, ибо перевод лишь в том случае будет ему адекватен, если, информируя читателя о том, что сказано, одновременно дает представление и о том, как это сказано, если переводчику удалось средствами русского языка создать у читателя иллюзию эстетической достоверности предлагаемого текста. В том, что такая задача нам уже по плечу, нетрудно убедиться на примере многих превосходных работ наших переводчиков, в том числе и опубликованных в «Литературных памятниках».

Одним из важнейших завоеваний современного переводческого искусства представляется мне обретенная им способность видеть и воспроизводить переводимое произведение в его историко-литературной ретроспективе. В какой-то мере переводчик всякого литературного памятника может быть уподоблен оригинальному писателю, работающему в историческом жанре. Ведь у них сходная задача: с наибольшей степенью достоверности воссоздать уже далекую от нас историческую реальность. А это непосредственно связано с выбором языковых средств, помогающих этого достичь. «Исторический» переводчик чаще всего имеет дело с произведениями, написанными на языке уже более или менее устаревшем, и не может, подобно своему коллеге, переводящему современную литературу, черпать языковые средства из окружающей нас действительности. Ему приходится обращаться к русскому языку прошлого, запечатленному в русской литературе. Богатейшие возможности таятся, в частности, в нахождении стилевых «подобий» среди родственных явлений отечественной литературы. Так, весьма точным камертоном при переводе книги Виньи «Неволя и величие солдата» послужил покойному А. Энгельке «Герой нашего времени». «Синхронная» лермонтовская проза позволила ему достичь высокой достоверности.

Конечно, такая «проекция» на русскую литературу – лишь один из способов нахождения подходящего стилевого ключа. В искусстве перевода нет никаких эталонов и рецептов. Каждый переводчик делает это по-своему. По-своему решает он и вопрос о том. в какой мере следует дать почувствовать читателю дистанцию времени, отделяющую нас от переводимого произведения. Переводчик может подчеркнуть историческую отдаленность, придав ему с помощью архаизмов больший или меньший «аромат старины», а может только едва ее обозначить, как это сделано, например, в переводе Э. Липецкой «Максим» Ларошфуко (ведь подчеркни она чуть побольше временную дистанцию – и «Максимы» утратили бы свое «всеисторичесхое» звучание, превратившись лишь в свидетельство наблюдателя нравов двора Людовика XIV). Все здесь зависит от характера оригинала, от осмысления его переводчиком, от литературного вкуса последнего, его чувства меры и историко-литературного такта.

Разумеется, среди публикуемых художественных переводов бывают более удачные и менее удачные. Но не может быть в наши дни такой альтернативы – либо «художественность», либо «смысловая точность». Задача современного переводчика – стремясь к адекватной передаче оригинала, сочетать и то и другое.