Н.И. Балашов о «Литературных памятниках»

Выступление Н. Балашова на заседании редколлегии серии, обсуждающем проблемы издания «Литературных памятников» (Хождения в страны и века) // Иностранная литература. — 1983. — № 3. — С. 193.

Наши «Литературные памятники», как уже говорилось,– неординарное явление в мировой издательской практике: редколлегия серии стремится уделять равное внимание литературам всех народов (имеется в виду и широкий выбор произведений, и глубина разъяснения их специфики в национальной и всемирной культуре). Несмотря на то, что памятники печатаются в переводе, уровень их текстологической подготовки таков, что они успешно соперничают с лучшими изданиями на родине.

Приведу примеры подготовки издания книг французских поэтов. Немало пришлось поломать голову над тем, как печатать в «Памятниках» «Цветы Зла» Бодлера. Поэт умер больным, в нищете, не успев осуществить третье издание, хотя все те стихи, которыми он хотел дополнить свою главную книгу, были им написаны. Посмертное же, так называемое «третье» издание оказалось полным произвольных вставок, нарушивших стройный и строгий замысел—гордость Бодлера. И когда, через 50 лет после его кончины, прекратились, наконец, монопольные права дома Кальман-Леви на «Цветы Зла», издатели во Франции просто вернулись к достоверному прижизненному второму изданию. Но таким образом самые глубохие поздние стихотворения, а с ними мечты и надежды Бодлера оказались отброшенными в дополнения. Мы использовали опыт единственного французского издания, которое ставило своей целью воссоздать авторский замысел, довели эту работу до конца, и в результате советский читатель получил более точный, чем издающиеся во Франции, текст «Цветов Зла», тот текст, о котором мечтал умирающий поэт. Наш читатель, наслаждаясь художественной законченностью книги, может быть, и не обратит особого внимания на слова на титульном листе, полные смысла для составителей: «По авторскому проекту третьего издания»!

В случае с «Цветами Зла» возник и еще один трудный вопрос. Есть много выдающихся советских переводов Бодлера — В. Левика, М. Цветаевой, Бенедикта Лившица, А. Эфрон, но существует и дореволюционная традиция перевода «Цветов Зла», представленная Брюсовым, Вяч. Ивановым, Бальмонтом, Эллисом — поэтами, которые живо ощущали Бодлера как человека своей эпохи. В издании «Литературных памятников» присутствуют обе эти традиции, а порою переводы одного стихотворения дублированы.

Иногда «Литературные памятники» как бы возвращают стране забываемых ею поэтов. Забвение угрожало «Трофеям» Эредиа — книге образных и отточенных до совершенства сонетов, которые не были по достоинству оценены французскими современниками, уже привыкшими к свободной метафоричности авангардной поэзии. В России поэт имел удивительную судьбу— его совершенство пленило в 900-е годы В. Брюсова, С. Соловьева, М. Волошина, а в начале 20-х годов перевод всех девяноста восьми сонетов с необыкновенным подъемом был осуществлен в студии М. Лозинского. Эти точные и «крылатые» переводы впервые напечатаны в «Литературных памятниках». Когда же переводы Лозинского. Гумилева, М. Рыжкиной, Е. Малкиной, Л. Оношкович-Яцыны, Р. Блох встречаются с переводами метров начала века или таких мастеров, как Олерон и Г. Шенгели, возникает неповторимый «взрывной» эффект. Будет день, когда во Франции задумаются, что за сила скрыта в таких сонетах Эредиа, как «Бегство кентавров», если стихотворение могло вызвать две совершенно различных, но одинаково поразительных интерпретации — Волошина и Гумилева.

Проблема русского восприятия иностранной поэзии, ее жизни в русских переводах — важный для «Литературных памятников» вопрос. В издание поэтических произведений Рембо в полном переводе, впервые осуществленном М. Кудиновым, наряду с его версией включены все исторически и художественно значимые предшествующие переводы, впервые раскрыт весь путь Рембо в русской поэзии; во вступительной статье внимание сосредоточено не на «разрыве», а на преемственных связях поэзии XIX и XX веков.

Живая связь народов и культурных эпох одинаково волнует и читателей, и издателей «Литературных памятников». Им понятен трепет Эредиа, кубинца, писавшего по-французски и дорожившего совокупностью культурных связей Средиземноморья. Замечательными словами напутствовал он паруса корабля, на котором некогда плыл в Грецию римский поэт:

Я вверил полдуши охране хрупких крылий.
Которыми средь волн, где спасся Арион.
На родину богов уносится Вергилий.
       (Перевод Р. Блох)